НЕ РАДИ СЛАВЫ
В октябре 1942 года газета «Правда» писала: «В истории героической обороны Ленинграда навсегда останется подвиг Ладоги – трудовой и воинский подвиг ее моряков». Эти слова и о речниках Северо-Западного пароходства, которые не считались военными. Но их трудовые заботы – перевозка грузов по Ладоге – были далеко не мирным делом. И хотя у большинства из них нет удостоверений участников войны, думаю, не это главное. Не ради званий и почестей они шли на риск, боролись за каждую тонну груза рядом с моряками Краснознаменной Ладожской флотилии. Тогда не делали особых различий, службу несли на равных. О них, славных тружениках – речниках Ладоги, наш рассказ.
НА ЛАДОЖСКОЙ ВОЛНЕ
Только сойдя на берег, Виктор Кондаков позволил себе расслабиться. Давала знать и усталость последних суток. Ладога присмирела, будто готовясь к новому шторму. Волны откатывали, оставляя на берегу щепу от «раненых» барж, выполощенные бескозырки. Будто стремились хоть немного освободить озеро от этого горького груза. Как-то не вязалось это спокойствие с той трагедией, которая лишь недавно разыгралась на рейде...
Пароход «Чернигов», на котором Виктор плавал матросом, вел на буксире понтоны с зачехленными пушками. Они еще не успели далеко уйти от Осиновецкого порта. Волны не было, но платформы покачивало. Так бывает нередко после шторма. Ничто не предвещало беды. Внезапно послышался рев мотора. Зайдя со стороны солнца, прямо на них летел самолет. Капитан «Чернигова» К. П. Павлов крикнул, чтоб на понтонах расчехлили орудия. Но самолет пролетел мимо, к рейду. Там стоял сторожевой корабль «Пурга». И вот первый, а за ним второй, третий самолеты сбросили на судно бомбы. Это было страшное зрелище. Корабль пошел ко дну. Из ста человек команды удалось спасти лишь четверть ее состава...
Долго потом вспоминал Кондаков эту сцену, когда рядом убивали людей, а он не в силах был им помочь.
Вывезенный из блокадного Ленинграда в Сясьстрой, он первый раз по Дороге жизни проехал на полуторке по ледовой трассе. Потом, немного оправясь после истощения, он вновь пройдет не раз по дороге, вернувшей ему жизнь, только уже водным путем.
– Первое судно, – вспоминает ветеран, – на которое меня тогда взяли, называлось «Чернигов». Оно, как и однотипные речные суда «Батурин», «Мышкин», «Подольск», «Ростов» и другие, занималось буксировкой. Были пароходы побольше – озерные. Они могли свободно плавать по Ладоге. Но и нам нередко приходилось выходить в озеро с грузами. А вот «Чапаев», «Форель», «Ханси» – это были пассажирские корабли. Их груз был самым ценным – люди. Но служить было одинаково трудно везде. Наш пароход в основном транспортировал баржи.
На Кареджском пирсе у Кобоны размещалось больше десяти причалов. И с каждого отправлялся определенный груз. С четвертого, например, только боеприпасы. Погрузка шла в основном вручную. Чтобы быстрее загружать баржи, прямо на них стелили рельсы, на которые загоняли вагоны... В каждой поездке нас сопровождали «морские охотники». Это было обязательной мерой защиты от авиации противника. А бомбили с самого начала навигации, с тех пор как по малой водной трассе из Осиновца в Кобону, а затем по большой до Новой Ладоги пошли первые буксиры.
Получалось, напрасно хвастался командующий группой немецких войск «Север» Кюхлер, который утверждал: «Единственный путь по льду Ладожского озера, при помощи которого Ленинград мог получать боеприпасы и продукты питания, сейчас, с наступлением весны, безвозвратно потерян. Отныне даже птица не сможет пролететь сквозь кольцо блокады».
Потому-то так стремились фашисты помешать водникам, сорвать их рейсы, запугать. 28 мая только на Кобону враг бросил 80 бомбардировщиков под прикрытием 24 истребителей. А на следующий день в налетах на военно-морские базы, порты и суда участвовали более 200 самолетов. Вот в таких условиях приходилось совершать рейсы водникам.
«Ленинградская правда» писала в марте 1943 года:
«У советского народа героизм вошел в быт, проявление его стало массовым, обыденным. Это видно и на примере занятых перевозкой грузов для Ленинграда и фронта. Работа требует не только большого труда, она сопряжена с немалым риском для личной безопасности ее исполнителей. Люди, которым поручено это дело, должны быть мужественны, находчивы, инициативны».
Примеры мужества и героизма стали обычными в жизни тех, кто участвовал в перевозках. Было среди них и немало женщин. Имена некоторых сохранились в памяти Кондакова.
После бомбежки парохода «Арзамас» на его борту оставались невредимыми из всего экипажа лишь трое: кочегар Мария Кириллова, матрос Настя Никифорова и повар. Корабль получил 40 пробоин, к топке подходила вода. И женщины постоянно откачивали ее. Благодаря их усилиям «Арзамас» держался на плаву, пока не подоспела помощь. Мария Кириллова после этого была награждена медалью.
Навигация по Дороге жизни закончилась, на работы было много и на суше. В мастерских пришлось заняться судоремонтом. Кондаков тоже помогал приводить в порядок изрядно истрепанный флот. И его корабль нуждался в ремонте. Подходя затемно к Кареджам, он не включал опознавательные огни в целях светомаскировки и столкнулся с таким же пароходом «Каракозов». Среди тех, кто были опытными ремонтниками, Кондаков вспоминает В. Козлова и Н. Гаврилова. Осенью 1943 года Виктор Федорович был направлен на курсы командного состава в Ленинград. Здесь он и узнал о снятии блокады.
НА ВОЙНЕ МУЖАЛИ РАНО
Вместе с Кондаковым радовался этому известию и Алексей Иванович Ларин. Они знакомы были еще до курсов. Ведь Ларин – тоже не новичок. Работал на пароходе «Бузулук». Только его буксир в основном перевозил баржи с рейда на пирс для погрузки или разгрузки. Построен «Бузулук» был еще в 1914 году. Но служил верно и в военные годы. Команда его состояла из 10 человек. Как же попал на него молодой моряк? А. Ларину было 16 лет, когда пришел в Северо-Западное речное пароходство. Он с юмором вспоминает, как взяли его на «Бузулук»:
– Я был девятым в семье, и как только получил паспорт, решил добывать свой кусок хлеба. Думал, думал и решил податься в речники. У нас мимо деревни пароходы ходили. Росточку-то был маленького, меня все «оскребышем» дразнили. Поэтому, когда пришел проситься на работу, в кочегары меня не взяли, а вот матросом, сказали, сойду. Только в Новой Ладоге в отделе кадров не знали куда направить. Как по заказу капитан «Бузулука» затребовал матроса.
И вот с апреля 1942 года он стал плавать. Конечно, разные баржи приходилось транспортировать, но самое тягостное, горькое чувство было, когда везли детей. Стоило только увидеть, как жадно глотали они протянутый сухарь, и бывалые «морские волки» отворачивались в сторону, чтобы скрыть непрошенную слезу.
Но главной задачей оставалась для них транспортировка продуктов. За 194 дня навигации второго года войны озеро пересекло 21.700 судов. Только в Ленинград они перевезли около 800 тысяч тонн продовольствия. И в этом счету обязательно были и баржи с мукой, перевезенные «Бузулуком». В различных переделках побывал пароход. Алексей Иванович рассказывает:
– Как-то раз подводили баржу с мукой с рейда к пирсу вместе с пароходом «Ростов». Ладога была неспокойной. Силенок у нашей паровой машины немного. Чувствуем, что нас относит обратно. Чтобы сохранить оба судна, мы начали топорами рубить соединительные тросы, а на барже опустили якорь. На пирсе нас уже встречали, так что все обошлось.
А вот другой случай. О нем пишет в своей книге «Для тебя, Ленинград» командущий Ладожской военной флотилией В. С. Чероков:
«Борьба за каждый час навигации, за каждую тонну грузов порой заставляла нас идти на заведомый риск, полагаясь на опыт капитанов и самоотверженность команд.
Так, несмотря на ухудшение погоды, получил разрешение на переход по большой трассе маломощный рейдовый буксир «Бузулук» с лихтером, груженным мукой. Постепенно ветер над озером усилился до восьми баллов. Капитан «Бузулука» В. Я. Соловьев и вся команда девятнадцать часов боролась со стихией. Чтобы буксирный трос не порвало, судно легло в дрейф, слегка подрабатывая машинами. Лихтер в сохранности был доставлен в Морье».
С особой теплотой вспоминает Ларин своего капитана Василия Яковлевича Соловьева. Это был опытный моряк и требования у него были строгие. В июне 1943 года по настоянию Соловьева Алексея Ивановича перевели в помощники капитана. К тому времени он хоть и немного подрос, «зато мускулы развил».
– Мне тогда трудно приходилось, – вспоминал при нашей встрече Ларин, – практики было мало. К тому же овладевать мастерством приходилось не на канале, а в озере. А это сложнее.
После навигации 1943 года Ларина отправили на курсы.
Он много лет оставался в строю. За его спиной – 22 навигации, годы работы на Новоладожском судоремонтном заводе. Он, как и Виктор Федорович Кондаков, как другой ветеран пароходства Александр Васильевич Назаров, достигнув пенсионного возраста, остался работать на заводе. Как говорится, ветераны по-прежнему в строю.
ЖИВУТ ЗАБЫТЫЕ ГЕРОИ
Когда началась война, Александр Александрович Амелин был уже опытным шкипером. С 1924 года водил баржи, довелось и за границу возить грузы. Он с первых дней войны продолжал заниматься своей работой. «Как раз привез из Карелии доски, – вспоминает ветеран, – меня направили с ними в Кронштадт. Потом была погрузка в Ленинграде. Но немцы смыкали кольцо у города, и уже нельзя было пройти ивановские пороги у Шлиссельбурга. Осенью 1942 года меня направили в Осиновецкий порт».
С первых же рейсов начались и «приключения». Караван из трех барж вел в Новую Ладогу буксир «Гидротехник». (Тот самый корабль, который первым прошел из Осиновца в Кобону, открыв навигацию 1942 года). В эту ночь на Ладоге штормило, и, как это бывало не раз, соединительные тросы лопнули. Баржи понесло к финскому берегу. На них, кроме шкипера и помощника, были пулеметчики. Бросили якорь, но при этом сломалось подъемное устройство. Случайно увидел баржи сторожевой корабль «Пурга». Он передал на «Гидротехник» координаты, и буксир поспешил на помощь. Натерпелись, конечно, все, кто был на баржах. Но повезло им, что в это время немцы высаживали десант на остров Сухо. И только чудом не попались фашистам неуправляемые баржи.
Много случаев было еще, когда смерть ходила рядом.
Во время одной из бомбежек пароход «Тихвин» начал уходить от пирса Осиновецкого порта. Волной пароход бросило на скалы. Команда спаслась. Чтобы подобрать ее, капитан рейда Н. В. Сергеев вместе с Амелиным в шторм все же пошли на лодке к скалам и помогли команде перебраться в безопасное место. После этого случая Амелину была вручена медаль «За боевые заслуги». Вручали ее торжественно в клубе водников в Свирице.
О награждении он узнал из газеты «Северо-Западный водник», которая и сейчас хранится у него. Там в списке тех, кто был отмечен наградами, была и фамилия Александра Александровича. А подарил газету шкиперу капитан И. Д. Ерофеев. Амелин был знаком с ним еще до войны, вместе возили грузы. Не раз встречались и на водном пути Дороги жизни. В номере от 15 марта 1943 года в передовой статье «Северо-Западного водника» писалось:
«В свирепые шторма, под вражескими обстрелами и налетами с воздуха шли по озеру маленькие суденышки, везли городу-герою дары Родины. Командиры этих буксиров, скромные советские люди, жизни не жалели ради того, чтобы обеспечить Ленинград и его отважных защитников продовольствием, топливом, боеприпасами, всем, что было необходимо.
Ленинградцы хорошо знают... имена ладожцев: капитанов дважды орденоносца Ивана Дмитриевича Ерофеева, Василия Яковлевича Соловьева, Василия Георгиевича Ишеева, шкиперов Александра Александровича Амелина, Ивана Гавриловича Солдатова и других».
Баржи таких типов, на которой плавал шкипер, называли «сороковка». Объяснялось это просто: длину судно имело 40 метров. Делали их в Сясьских Рядках. На одной из таких барж Амелин проплавал 20 лет. Именно на ней, барже 41-18, в июне 1944 года он перевозил десантников третьей морской бригады. А высаживались они в тылу олонецкой группировки противника в район между устьями рек Тулоксы и Видлицы. По воспоминаниям очевидцев, около 4 тысяч бойцов и командиров 70-й бригады морской пехоты скрытно были сосредоточены на лесистом берегу Волхова у деревни Юшково. Но были силы и в других местах.
За участие в Тулоксинской операции Амелина наградили медалью «За отвагу».
42 года проработал Александр Александрович шкипером. За трудовые заслуги награжден орденом Ленина, медалями.
Сейчас у него есть сколько угодно времени побыть наедине со своими думами. Иногда очень грустными бывают мысли. Так получилось, что на старости лет оказался на попечении дочери. Его, может, и вспомнят, если к слову придется. И хоть дело прошлое, горько задело ветерана, что к 40-летию Победы даже поздравительную открытку заслуженный речник не получил. Он уже почти слепой, мало передвигается, но память по-прежнему ясная. Она-то и толкает его на грустные размышления.
Мы нередко по инерции повторяем: «Никто не забыт, и ничто не забыто!» Да, так должно быть. А вот познакомишься с забытым героем, и неловко становится. Правильные слова оборачиваются громкой фразой. И плохо, что звучит она, где надо и не надо порой. Произносят ее, наверное, и те школьники, которые, пообещав помогать, уже забыли дорогу к ветерану, и медики Новоладожской поликлиники, которые больше месяца собирались обследовать Амелина дома по просьбе председателя Волховской первичной организации общества слепых. Просить за себя Амелин уже не пойдет, да и дочь его тоже. Только почему нужно обязательно обивать пороги в домоуправлении, если нужно починить проводку или добросовестно провести ремонт? Ответ несложный – невнимание со стороны тех, кто не просто может позаботиться, а должен. А пока грустные мысли одолевают ветерана.
Водники Северо-Западного речного пароходства многое сделали для того, чтобы в кольце блокады выстоял Ленинград. Их трудовой фронт стал действительно фронтом боевым. И мы не имеем права этого забывать.
Е. Хороштуина.
* Волховские огни. – 1988. – № 74. – С. 3.