ЭТИ ПОСЛЕДНИЕ КИЛОМЕТРЫ
Зачем ты сделала, война,
Ржаное поле полем брани?
(Из песни).
Дорога от Волхова в сторону Бережков бежит ровной лентой асфальта. Кругом поля, поля. Еще недавно на одних шел жаркий сенокос, на других механизаторы косили рожь, убирали картофель. Такая же трудовая обстановка царила на этих полях и сорок пять лет назад, земледельцы торопились убрать урожай до холодов. Но была в этом привычном и мирном деле (да и в нынешнем сравнении дат) горькая и роковая разница: тогда надвигалась к волховской земле война.
Почти всю дорогу Николай Алексеевич Козенков молчал, напряженно наблюдал картину за окном бегущей машины. Отвечал только на вопросы. Его нетрудно было понять: здесь, на подступах к городу, он прошел последние тяжкие километры – от деревни Заречье до той черты у Валимского ручья, где враг был остановлен. Прошел в кровопролитных боях, теряя товарищей. Бился так, как умеют сражаться военные моряки, тем более, что и защащал Николай Козенков город, в котором родился и вырос.
Подъезжая к мосту через речку Жупку, что бежит к полноводному Волхову у крайних домов деревни Вельцы, ветеран забеспокоился:
– Вот тут, тут было. Остановите!
Холодный ветер рванул полы пальто. Николай Алексеевич медленно потянул с головы шляпу. Как-то весь ссутулился сразу, глаза повлажнели...
Потом отошел, оживился:
– Вот тут наш окоп был, вот так он шел, – прикидывая взглядом местность, определял он. – Ох, что тут делалось! Такой натиск был – страшно сейчас вспоминать. Враг наглел, рвался, очень уж ему нужно было Волхов захватить – стратегическая точка. Один снаряд вот где-то тут упал, рядом, троих ребят сразу наповал...
О тех суровых днях осени 1941 года, к которым память возвратила балтийского моряка Н. А. Козенкова, так писал пять лет назад в нашей газете полковник в отставке, бывший комиссар 6-й отдельной бригады морской пехоты Краснознаменного Балтийского флота Петр Яковлевич Ксенз: «В боевое соприкосновение с врагом передовые подразделения бригады вошли около деревни Заречье. Было это так. Вечерело, когда командир отделения разведки показал на движущиеся в темноте три колонны противника. Под рукой было всего до двухсот бойцов, но мы приняли решение атаковать. Подпустив ничего не подозревающих немцев на 15-20 метров, мы кинулись без выстрелов на них...»
Не о такой ли смертельной схватке поэтесса Юлия Друнина написала слова, которые потрясают:
Я только раз видала рукопашный.
Раз наяву и тысячу – во сне.
Кто говорит, что на войне не страшно,
Тот ничего не знает о войне.
Отогнали врага у Заречья километра на два, но вскоре моряки снова были атакованы превосходящими силами противника, который вскоре пустил в ход и артиллерию...
Житель поселка Волхов Михаил Александрович Карпов, которому в начале войны было шестнадцать лет, рассказывает, стоя на дороге, проходящей по крутому берегу реки:
– Вот по этой дороге, помню, и шли полуторки с моряками в сторону Бережков. Мы стояли на повороте и провожали их. Беда была совсем близко, на левом берегу уже слышалась не только артиллерийская канонада, а даже и пулеметные очереди... Сам я родом из деревни Жупкино. Знаю, что неподалеку от нее тоже был тяжелейший бой с участием танков, видел подбитые немецкие машины...
Но это было чуть позже, а пока Н. А. Козенков и его товарищи отбивали яростные атаки наседавшего врага у деревень Моисеево, Никифорово, которая сожжена была почти дотла, Бережки, Сестра, Братовище. За каждое поле, за каждую пядь земли моряки стояли насмерть. У ветерана труда совхоза Галины Федоровны Мадатовой, что живет в Бережках, и сейчас в памяти страшная картина, которую она увидела после боя на поле под названием «гломовщина», что возле Заречья. Густо была полита «гломовщина» кровью. А сколько таких полей на нашей земле?!
Зачем ты сделала, война,
Ржаное поле полем брани?
А на каких дальних и ближних полях огромного фронта борьбы с фашизмом пали отцы, братья и сыновья сегодняшних тружеников совхоза «Заречье», которые отдали дань памяти своим землякам, не вернувшимся в родные деревни зареченской округи. На братском кладбище в Бережках написаны их имена – 120 фамилий. Мосалевых – семеро, Фоминых – пятеро, Сысоевых – пятеро, Малыгиных – пятеро, Фроловых – четверо, Суслоновых – четверо, Матросовых – трое, Никифоровых – трое, Фуковых – трое. Не перечесть фамилий на обелисках, их было двадцать миллионов, отдавших жизнь за Родину.
Нынешней весной в том месте, где поворот дороги на совхоз «Мыслинский», рабочие Новоладожских электросетей, производя работы, нашли останки трех погибших моряков. Вот что рассказывает об этом секретарь парткома совхоза «Заречье» А. П. Рулько, принимавший участие в перезахоронении:
– Останки трех воинов найдены в поле неподалеку от деревни Ульяшево, судьбу которой тоже изломала война. Многое говорит о том, что это останки моряков. Две бляхи с якорями от ремней, шарф, какой носили морские офицеры. Тщательный осмотр останков дает право предположить, что двое были молодыми людьми, третий старше, может, он и был офицером. Найден компас, на нем буквы «Н» и «А». Возможно, это инициалы имени погибшего или названия корабля, на котором он служил.
Из двух фляг одна прострелена, дно другой обожжено, видны были и следы костра, ведь холода стояли страшные, известно, что зима 41-го пришла рано. На фляге тоже просматривается надпись: или «Константа», или часть имени.
На винтовке выпуска 1937 года удалось разобрать номер – 7721, правда, двойка не очень ясная. Винтовка отослана на экспертизу, результат ее, возможно, поможет пролить свет на дальнейший розыск.
На месте гибели моряков найдено много патронов, видать, до последнего бились защитники города, – заключил А. П. Рулько.
Вот так через 45 лет пришла весточка о тех, кто спасал нас и наш сегодняшний мирный день.
А розыск тех, кто был на передовой линии обороны города, ведут следопыты Бережковской средней школы, о их работе следует рассказать особо. А нынче, весной, когда зареченцы отдавали последние почести еще трем защитникам их родной земли, школьники шли строем в траурной процессии рядом со взрослыми. Музыка, салют, цветы, слезы на глазах, слова, как клятва беречь завоеванное, – все было в тот весенний день.
И вот осень. Посаженные весной цветы все еще краснеют на могиле моряков, как капли горячей крови. И стоит перед ними морской пехотинец Николай Алексеевич Козенков, живой свидетель тех событий. Он пришел поклониться товарищам по оружию, вновь (в который раз!) пройти дорогами войны. Председатель Прусыногорского сельсовета Л. П. Гайкевич преподносит ему огромный букет цветов, хотя встреча была почти случайной. И все, кто подошел в эту минуту к братской могиле (она почти в центре села, возле Дома культуры), говорили и наверняка думали об одном: о войне и мире.
...Уходя в 1940 году служить в армию, волховчанин Николай Козенков, конечно, о войне не думал, не гадал, а был очень обрадован и горд, что взяли его во флот. На фотографии тех лет высокий красивый парень в бескозырке, морской форме пытливо смотрит вперед, словно в свое будущее. Оно наверняка было бы счастливым, да впереди уже близко была война.
В мае 1941 года закончил Козенков учебу, стал мотористом-дизелистом. Николай Алексеевич вспоминает об этом так:
– Я, как назло, все на пятерки сдал, потому еще и в августе оставался при училище, а ведь война уже шла...
Рвались, торопились защищать Родину парни, а войны, оказалось, хватило с лихвой на всех. Каждому пришел свой черед выйти на святой рубеж.
Первое боевое крещение Николая Козенков получил под Ленинградом, а в конце октября путь балтийских моряков лежал уже через Ладожское озеро к Новой Ладоге.
– С транспортов сошли в Ладоге, снег сильный пошел. На машинах направились в Волхов. Эх, я ж на родину приехал! Мать ждала. Повидать ее командир отпустил на час, но поднятую вскоре по тревоге бригаду я уже за городом догонял. Возле деревни Заречье был наш первый рубеж, две недели в обороне стояли. За каждый дом, за каждое поле до последнего бились. Сколько молодых ребят осталось в полях...
Видно было, что каждое слово Николай Алексеевич выдавливает с болью, в глазах стоят слезы, воспоминания тревожат сердце.
На подмогу морякам пришли 310-я и 3-я гвардейские дивизии, а когда огненный рубеж был уже у деревни Халтурино, подошла и тысяча кронштадтцев. Положение стабилизировалось. Дальше враг не прошел.
Здесь, у Валимского ручья, на последнем огненном рубеже стоит монумент. На обратном пути из Бережков Николай Алексеевич бережно положил к памятнику подаренные цветы, тихо промолвив: «Вам, товарищи мои...»
В расстроенных чувствах вернулся домой ветеран. Жена ждала его, на столе горячий чай, вишневое варенье (ветераны любят поработать в саду). Уже дома у Козенковых узнала я продолжение военной судьбы участника войны. После короткого отдыха в Лисичках часть уже от Войбокало гнала врага по левому берегу Волхова. Под Киришами Козенков получил сильное обморожение ног.
– В Череповце врач госпиталя сказал, что надо ампутировать обе ноги, – Николай Алексеевич с большим трудом справился с подступившим к горлу комком и продолжал: – А я одно твержу: ни за что не дам. Не знаю как, но даже со стола спрыгнул. А тут санитарный поезд подошел. Врач махнул рукой: поезжай в тыл. Ноги замотали, на носилках меня к поезду. И ноги спасли.
Рядом с ним все эти годы была Нина Александровна. Вырастили двоих детей, после войны оба работали на алюминиевом заводе. Николай Алексеевич, несмотря на возраст, по-прежнему спешит по утрам в свой глиноземный цех, работает на автопогрузчике.
Знакомилась с семейным архивом, читала строки документов, смотрела награды, слушала самих ветеранов и отзывы людей о них и не могла отделаться от мысли, что сама судьба свела вместе этих людей, столько выстрадавших, познавших. Роднят их не только прожитые годы, дети, внуки. Они оба прошли сквозь огонь войны, и память о ней объединяет свято.
У Нины Александровны (по документам она Анисья: старинное имя по молодости не нравилось, а сейчас она с улыбкой смотрит на такие причуды, но все уже привыкли называть ее Ниной) удостоверение участника Дороги жизни. Да и она тоже, хоть работать начала с 16 лет еще до войны, отсчет прожитого ведет с тех дней, когда к Волхову подходил враг, когда и в ее родной деревне Моршагины беда, как говорят, висела в воздухе.
Александр Иванович Матюшихин очень торопился. Молодые мужчины села уже были отправлены на фронт, ему надо было колхозные и семейные дела справить и тоже идти защищать Родину. Отогнать колхозных лошадей для нужд фронта, потом детей, жену определить. Когда вернулся, канонада грохотала уже рядом с Волховом. Буквально метался и отец большой семьи – восемь детей. Ну, со старшими все понятно: Тимофей, Василий, Федор, Иван – те на фронт, Мария и Нина уже работают, у Марии своя семья. К ней и надо определить троих младших. Ведь на мать Пелагею Алексеевну надеяться им нельзя: давно болеет, последнее время даже не вставала с постели. Быстрее отвезти детей в Волхов, потом вернуться и успеть определить куда-то жену. Не успел. Большая деревня уже горела, пылал, как свечка, и дом Матюшихиных...
С тяжелым сердцем уходил А. И. Матюшихин на фронт, но было за что посчитаться ему с врагом...
Потом он по болезни был списан, работал одно время председателем колхоза в родной деревне. Но все же догнала война и дома, умер крестьянин, которого война сделала солдатом, в госпитале, что располагался в те годы в Колчанове. Федор вернулся раненый, Тимофей тоже два года лечился в госпиталях, потерял ногу, пожил недолго. Василий пропал без вести. Вот так прошлась своим колесом война еще по одной семье.
Мария Александровна Кузина всю войну и после многие годы проработала на станции Волховстрой. Нина Александровна тут же была стрелочницей. Позднее и Клавдия служила, охраняла мосты.
Н. А. Козенкова много бы могла рассказать о подвиге железнодорожников в годы войны, о своем трудовом подвиге под постоянными бомбежками, да не может говорить: слезы душат. А мыслями она вся там, где бились отец и братья, где она видела смерть друзей-товарищей, пережила голод и холод... Далеко достает ненавистная советскому человеку война...
Почти каждый год эхом отзывается она и на зареченских полях сражений, откуда 6-я бригада морской пехоты шла последние тяжкие километры с кровопролитными боями, вела активную оборону. Председатель сельсовета Л. П. Гайкевич сказала, что останки воинов находят в полях до сих пор. Удалось установить имена двух погибших – Григорий Михайлович Бабкин и Иван Евтеевич Мжельский. Печальные весточки идут к нам из той невозвратной стороны.
Не только ветераны помнят прошлое, героическое и тяжкое наше прошлое, хотят знать об этом и молодые. Поэтому и сегодня поиск продолжается. Не на устах, в сердцах у нас слова: «Никто не забыт, и ничто не забыто!» И сколько бы ни прошло лет, не будет забыт и подвиг тех, кто оборонял наш город, не отдал его в руки коварного врага. И им благодарность сердец.
Н. Курзанова.
* Волховские огни. – 1986. – № 155. – С. 3.