АРТИЛЛЕРИЯ, К БОЮ!..
ИЗ ВОСПОМИНАНИЙ БЫВШЕГО КОМАНДИРА
АРТИЛЛЕРИЙСКОГО ПОЛКА С. С. ИЛЬИНА
В первой половине декабря 1943 года от имени командования фронта член военного совета 23-й армии генерал-майор Курочкин вручил боевые знамена нашей дивизии и полкам. Принимая знамена, воины клялись свято хранить их и всемерно приумножать боевую славу.
Вместе с 201 стрелковой дивизией в резерв фронта были выведены 120 и 123 дивизии и объединены в 117 стрелковый корпус под командованием Героя Советского Союза генерал-майора В. А. Трубачева. К этому времени был подготовлен и 30 гвардейский корпус под командованием генерала Н. Т. Симоняка*, а 2-я ударная армия с Лисьего Носа через Кронштадт переброшена в район Ораниенбаума.
Резервы были подготовлены и сосредоточены. Ленинградский фронт был готов к нанесению решающего удара.
Директивой Ставки Верховного главнокомандующего разгром немецкой группы войск «Север» был поручен войскам Ленинградского, Волховского, трех Прибалтийских фронтов и Краснознаменному Балтийскому флоту. Генеральный штаб планировал разгром немцев под Ленинградом, как отвлекающую операцию, на начало 1944 года перед большим наступлением на юге страны...
2 января 1944 года наш полк получил боевое распоряжение командующего артиллерией дивизии подполковника Герасименко «гаубичные батареи в ночь на 3 января сосредоточить на южной окраине Ленинграда, имея половину боекомплекта снарядов, и поступить в распоряжение командующего артиллерией 30 гвардейского корпуса». С гаубичными батареями выехал в Ленинград. Личный состав разместили в районе Волкова кладбища; мы с командирами батарей отправились к Пулковской обсерватории, где размещался КП корпуса. Неподалеку от мясокомбината попали под обстрел, но проскочили удачно.
В штабе корпуса нам сообщили, что батареи 220 артиллерийского полка входят в группу командующего артиллерией 63 дивизии и нам следует срочно явиться на ее командный пункт. А он находился в дер. Пески, что северо-западнее Пулкова. Отыскали. Начальник штаба указал район огневых позиций, обведя на карте крохотный пятачок, на котором и одну-то батарею разместить было трудно, а у нас их три. Требуется протянуть телефонный кабель и выделить телефониста. Установили самые жесткие сроки готовности.
В указанном районе огневых позиций уже все забито артиллерией и гвардейскими минометами. Кое-кто из ранее прибывших постарался урезать и без того маленький участок огневых позиций. Однако в тесноте, да не в обиде.
В ночь на 4 января батареи были выведены в район боевых действий. В полученном мною боевом приказе, как обычно перед наступлением, расписано все до минуты, а также порядок пристрелки и расход боеприпасов. Нам предстояло за сто минут разрушить 120 метров траншеи, подавить огонь одной огневой точки и с началом атаки пехоты сопровождать ее огневым валом.
14 января раздается команда: «По местам!». Бойцы и командиры заняли свои места. И вскоре со стороны Ораниенбаума стал нарастать гул. Стреляли сотни орудий разного калибра и назначения. Там началось. А мы?
В телефонную трубку слышится: «Ждать», а потом – «Отбой». Неужели не будем наступать? Весь день не отходим от оптических приборов, пытаясь выяснить не только поведение немцев, но что-то и разглядеть в направлении незатихающего боя.
Зимний день короток. Начинает темнеть, а бой не прекращается. Утром команда: «К бою!».
Время 9 час. 20 минут. Другая команда: «Огонь!» И 2.300 орудий и минометов, расположенных на участке прорыва 42 армии, которой командовал генерал-полковник Масленников, одновременно обрушили смертоносный груз на боевые порядки врага. В течение ста минут длится артиллерийская подготовка. Семь раз меняется темп, и огонь переносится в глубину обороны противника.
На переднем крае невозможно что-нибудь рассмотреть. Время приближается к 11 часам. В воздухе нарастает гул наших самолетов. Последний залп дают реактивные минометы. И в небо взлетают ракеты, возвещающие о начале атаки.
Пехота штурмует первую траншею врага, затем воины появляются на бруствере и атакуют вторую траншею. Начинают оживать огневые точки врага. Артиллеристы стараются их подавлять. Во второй траншее разгорается горячий бой. Но вот и вторая траншея в наших руках.
День подходит к концу. Бой за третью траншею идет с переменным успехом. Темнеет. Атаки прекращаются. Войска закрепляются и приводят себя в порядок. Воины-гвардейцы за первый день отвоевали у врага две траншеи из трех входящих в первую полосу обороны.
В течение 16 января гвардейцы 63 дивизии увеличили прорыв до восьми километров в глубину, вбив клин в оборону противника как раз между городами Пушкин и Красное Село.
Нам был подтвержден приказ оставаться на занимаемых позициях и сопровождать наступающую пехоту огнем на предельную дальность стрельбы.
Затем наша дивизия получила боевой приказ с рассветом 20 января вступить в соприкосновение с противником в районе Большое Верево юго-восточнее Таицы. На северной окраине деревни обнаружили дот. Пехота залегла. Командир 122 стрелкового полка Монахов попытался уничтожить дот с помощью танков. Но это не удалось. Хороши и артиллеристы, видимо, сказывалась длительная оборона. Они очистили дот от земли, а подавить не могли. А будь у нас побольше наступательного опыта, можно было бы под прикрытием дымовой завесы выкатить пушку на прямую наводку и подавить огневую точку.
Наконец, было решено: обойти Большое Верево слева по долине речки Веревка и ударом слева и тыла разгромить опорный пункт. Под прикрытием ночи батальон 122 полка скрытно сосредоточился и ударом вдоль шоссе Ленинград – Гатчина выбил противника из Малого Верева. Гарнизон опорного пункта в Большом Вереве, находясь под угрозой окружения, выбрался из «мешка». Ударом с фронта первый батальон «помог» противнику ускорить эвакуацию.
Теперь враг закрепляется за насыпью железной дороги. Оставлять его на ночь опасно, и Монахов приказал – выбить немцев из-за насыпи. Подготовили короткий огневой налет, привели в порядок батальоны, установили сигналы атаки пехоты и время. Одновременно попросили помощи от командира артиллерии дивизии Герасименко. Он обещал дать залп «катюш» по переднему краю противника.
Темнеет. К атаке все готово. Начали огневой налет. Но вот и время атаки, а залпа «катюш» нет. Монахов с вопросом ко мне, я – к Герасименко. Монахов не выдерживает, и в небо взвиваются ракеты. Пехота бросается к насыпи, и в это время – залп. Вслед за залпом звонок из батальона – осколки поразили часть атакующих.
Спешим с Монаховым в батальон. Он остается с командиром выяснять обстановку, а я с ординарцем отклоняюсь влево и выхожу на насыпь. Навстречу идут два человека. Сближаемся, и примерно в пяти шагах узнаю в них немцев. По-видимому, я первый распознал врага, потому что сделал шаг в сторону, а ординарцу сказал только одно слово: «Грицко» – (его звали Гришей), как автоматная очередь сразила завоевателей.
Исход решила быстрота реакции Грицко Шаповаленко. А ведь могло быть и иначе. Спускаемся с насыпи. Находим Монахова. Оказывается, батальон все же овладел насыпью, и немцы отошли за реку Ижору.
Возвращаемся на КП и выясняем причину запоздалого залпа «катюш». Оказалось, что у командира батареи отстали часы на три минуты. Это и привело к печальному случаю. С тех пор и до настоящего времени я не могу терпеть никаких опозданий и «местного времени» на любых часах. Уж больно поучительным был пример.
Бой за Пижму разгорался. Огонь противника был ураганным. Пехота залегла и перешла к обороне. Мне надо было пробираться к полковнику Конникову. Там радисты пытались установить связь. Продвигаемся по траншее на восток, пытаясь выбраться из зоны интенсивного огня противника. Траншея кончается открытой площадкой. Дальше идти некуда. Перебежками пробираемся к лесу. Вот и кусты. На опушке стрелковая ячейка. Ординарец уже в ней. В это время что-то ударило меня по правой ноге. Валенок заполнился кровью. Выбираемся из ячейки и по кустам пробираемся к дороге. Конникова уже нет. Он ранен осколком в лицо. Связь со штабом полка установить еще не удалось.
В Каргози медики оказали мне помощь, извлекли из мышцы осколок.
Примерно через час меня вызвал командир дивизии генерал Якутович. Адъютант предупредил, что генерал ждет. Захожу в комнату и оступаюсь – подвела рана. Пытаюсь доложить о прибытии. Генерал останавливает: «Бросил полк и вместе с пехотой бегаешь в атаку».
Замечание, конечно, справедливое, пытаюсь все же оправдаться, хотя бы для формы. Подробно расспросил, какое положение сложилось у Пижмы. Генерал сообщил, что он ввел в бой и 191 полк. На подходе 122 полк, которому поставлена задача обойти Пижму справа и нанести удар с тыла. Мне было приказано поддерживать огнем наступление 191 полка. Приказание было выполнено.
Бои за Пижму дивизия вела в течение двух суток. Храбро сражались воины – бывшие пограничники и моряки. В это же время развернулись упорные бои за Гатчину. И 26 января Гатчина полностью была освобождена от врага. Столица нашей Родины – Москва салютовала двенадцатью артиллерийскими залпами воинам-победителям.
В приказе Верховного Главнокомандующего были перечислены части и соединения, особо отличившиеся в боях за Гатчину, и среди них 201 стрелковая дивизия. Трем дивизиям, в том числе и нашей, было присвоено наименование гатчинских.
А 27 января в приказе Военного Совета фронта были подведены итоги двенадцатидневных боев. В нем говорилось: «Освобождено более 700 населенных пунктов, враг разгромлен и отброшен от Ленинграда по всему фронту на 65 – 100 километров. Наступление продолжается»...
Ленинград ликовал. В 20 часов 27 января в Ленинграде был произведен салют в честь воинов-победителей двадцатью четырьмя артиллерийскими залпами из 324 орудий. В это же время воины Ленинградского, Волховского, Прибалтийских фронтов и Краснознаменного Балтийского флота продолжали громить группу армий «Север».
Продолжала наступление и 201 Гатчинская стрелковая дивизия.
С. Ильин,
бывший командир
артиллерийского полка
201 стрелковой дивизии.
* Ошибка в тексте газеты; должно быть: Н. П. Симоняка.
* Волховские огни. – 1974. – № 14. – С. 3; № 15. – С. 3.