| О чем эта книжка
О чем эта книжка?
- Обо всём и ни о чем.
- Эта книжка обо
всём, - потому что эта книжка о жизни, о самом
главном, что проходит мимо нас незаметно и
кажется нам вечным, не способным исчезнуть
никогда и потому не заслуживающим нашего
внимания, - пока мы не спохватываемся, что
упустили возможность сфотографировать редкую
красоту природы, которую видели десятилетиями
почти каждый день и потому не ценили по
достоинству; лица друзей и соседей, которые,
казалось, будут жить никак не меньше нас; озера и
реки, казавшиеся нам неизменными; дамбы, ГЭС и
водохранилища, которые, казалось невозможно
ликвидировать никакими силами; дома, заборы,
сараи, столбы, улицы, тропинки, мостки на озере...
Всё это - мы сами,
потому что это навсегда запечатлевается в нашем
мозгу, в его структуре, в его клетках. И когда это
исчезает вокруг нас, мы ощущаем, что исчезаем
сами.
Мы спохватываемся,
что не хватило ума сфотографировать могучие липы
у колодца Ларисы... Гигантские липы, украшение
Зелёного Хутора, со стволами толщиной в метр,
казались вечными, пока их, обветшавших изнутри,
не обрушил ураган...после этого фотографировать
стало нечего.. а посадили-то их, оказывается, в XIX
веке...
Мы спохватываемся,
что не сфотографировали как следует казавшуюся
вечной сосну, украшавшую собой взгорок по дороге
к Черемховому озеру... создававшую вид, достойный
кисти Шишкина... спохватываемся после того, как ее
снесли равнодушные к красотам природы
новорусские хозяева строителей асфальтового
шоссе (а мудрые послевоенные строители дороги,
простые люди, умевшие ценить жизнь и красоту, 60
лет назад специально изогнули дорогу, чтобы
обойти красивую сосну стороной и оставили ее
горделиво возвышаться в одиночестве)...
Мы спохватываемся,
что Коровий мост остался только у нас в памяти... и
то в виде неясного образа... Нам так хочется
взглянуть на него хотя бы раз! - И никак...
И кусты в прилеске
сразу за нашим домом в Зеленом Хуторе, в которых
мы детьми играли с соседскими детишками - тоже...
мы их никогда не увидим...
И даже курочек,
роющихся в песке по обочинам улиц - мы не увидим...
И никогда больше не
услышим утренние переклички петухов, еще
запертых в курятники... и перебрехи собак, сидящих
на цепи в своих дворах до заслуженного вечернего
отдыха по окончании "дежурства"...
И по утрам нас не
разбудит бренчание разноголосых колокольчиков и
мычание коров, идущих на пастбище мимо нашего
дома... эта музыка осталась только в нашей
памяти...
И эхо от стены леса,
которое раздавалось, если погромче и покороче
крикнуть с лесенки, прислоненной к стене
дедушкиного дома, - мы его никогда больше не
услышим, потому что новые дома отодвинули от нас
лес и он не возвышается больше стеной почти сразу
за нашим огородом... да и голос у нас иной.
Мы не можем
показать ребенку стайку гусей, важно цепочкой с
гусятами следующих по своим делам... или щиплющих
травку... - их нигде нет.
Но самое главное:
мы спохватываемся, что 45 лет назад за
малолетством не набрались ума и храбрости
собрать на улице всех соседей и сфотографировать
их, как единую семью... Потому что только к
старости начинаем понимать, что они все и были
нашей семьёй... большой семьей... и стесняться
намерения собрать и заснять односельчан было
нечего...
- Эта книжка обо
всём. Но она и ни о чём, - потому что в ней нет
сюжета. В детстве книжки с непонятным сюжетом
кажутся пустыми. Лишь к старости мы
становимся настолько мудры, что способны читать
книги без сюжета, - опираясь на книгу нашей
памяти.
Эта книжка -
просто фрагменты жизни, кусочки мозаики, -
описания Зелёного хутора, посёлка Будогощь и её
окрестностей.
Заклинаю молодежь:
сейчас техника шагнула далеко вперед, она
доступна почти всем. Снимайте, записывайте то и
тех, что и кого видите каждый день.
Запечатлевайте то, что кажется обыденным.
Пройдут десятилетия - и именно его, обыденного,
вам будет на хватать. Именно его вы захотите
показать вашим детям и внукам, как свой мир, - мир,
в которым вы жили и формировались.
Будогощь:
лирическое вступление
БУДОГОЩЬ... сколько
тайны уже в одном лишь её названии!
Словарь Даля: Буда, будка, будочка, будное
производство (в лесу, поташ, деготь, смола);
будара (лодка - долбленка из одного бревна).
Украинско - русский словарь: Будинок ("дом"
по-украински), будетенить ("строить"
по-украински).
Русский язык: Бутовый камень (строительный
камень, бордюр на дорогах), будить, будущее, быть,
бытовка.
Санскрит: Гаутама Будда (принц Гаутама
разбуженный, просветленный).
- Всё это однокоренные
слова. Общие с украинским, польским и санскритом.
Они очень-очень древние...
А другие названия?
- Села и деревни:
Серебряницы (Сябряницы?), Кукуй, Кровино Сельцо,
Будково Сельцо (Бутково), Лашино, Бидогощь
(опять!), Хортицы,...
- Болота: Будковское [ну
это понятно - близко Будково Сельцо].
- Речки и ручьи: Пчёвжа,
СолОнка (СолонИца), ПожУпинка [жупа - яма
для выварки соли, Даль. Но вместе с тем жупанство -
ряд деревень, возглавляемых паном, который носит
жупан ... а жупан видимо, происходит от чопан,
стеганый ватный халат., теплая одежда, у нас -
полушубок], Кальник, Рапля, ...УрОдыня [по-польски
урода = красота], КолпИнка [наберите в
яндексе "колпица" - увидите прелестную цаплю
с хохолком и клювом лопаточкой- щёголя, - она
когда-то была очень распространена],
ЛЯхово [т.е. польское, и село Лашино там же],
Ингорь [надо ли пояснять? это однокоренное
с "венграми" и финнами - инграми],
КрасИха, ПлУтно, Шарья, Оскуя, Елимна...
- Озёра: Острочиное
(Утиное), Зимнее, Зелёное, Линное (от рыбы
"линь" ), ЧеремхОво (Черёмухово), Светлое [до
появления там домов отдыха и вправду было
поразительно прозрачным, росли белые лилии и не
было рыбы], Мошное (от Мох), Карахан (от
"крохаль", утка такая с воротником), Облуцкое
[ в излучине Пчёвжи, но с другой стороны у
даля читаем: "облучить раков" - ночная охота
на раков со светом лучины],...
...
Названия, чье происхождение тает в глубине
веков..
И люди, простые и
приветливые, родные русские люди...
...Моя вторая родина.
Место, где я ощутил себя русским. Место, где
родилась моя душа...
Колодец
у Ларисы
Я теперь только в
памяти могу поставить вёдра на два пенька рядом с
колодцем у Ларисы.
Справа и слева.
Стоя на твердой дощечке, своеобразном тротуаре -
ступеньке между ними.
Снять с плеч и положить коромысло слева от дверцы
колодца на его наклонную крышу.
Напрягая силы, поднять и откинуть влево толстую,
тяжелую, почерневшую дверцу колодца. Она
откидывается на два деревянных уголка,
вертикально прилаженных на наклонную крышу
колодца его строителями, - они не дают дверце
придавить мое коромысло и вывернуть железные
петли дверцы. Коромысло зацепляется за эти
уголки и потому не съезжает вниз, в пыль. Остаётся
на вымытой дождями и колодезной водой,
наклонённой ко мне крыше колодца. Всё продумано
до мелочей.
Мне одиннадцать
лет или двенадцать. Ближний край сруба колодца
мне по пояс. Наклонная его крыша поднимается
передо мной выше моей головы. Надо мной - журавль,
стоящий позади колодца, и величественный шатер
листвы гигантских столетних лип, защищающий меня
от палящего солнца и пыли дороги, дарящий мне
легкое дыхание в раскаленном зное солнечного
дня. Тут же, за колодцем, небольшие заросли малины
и лопухов.
Я берусь правой
рукой за висящий на стреле журавля шест,
отполированный до зеркального блеска тысячами
рук, на конце которого, на цепи, - оцинкованное
железное ведро. Снимая цепь с черного
металлического штыря в правом дальнем от меня
углу окна, изо всех моих детских сил толкаю шест
вниз. Втайне при этом боясь свалиться в колодец.
Набирая скорость,
шест с ведром летит вниз, в страшную и
удивительную глубину колодца, загадку моего
детства, не разгаданную мной до сих пор: как люди
выкопали этот глубокий колодец, не были засыпаны
землей, да еще и укрепили его срубом? Я помогаю
ведру лететь вниз, перебирая шест руками.
Когда ведро
долетает до воды, я толкаю шест от себя - к себе и
вниз. Ведро послушно накреняется и черпает воду
на дне колодца. До самых краев. Этот навык -
зачерпнуть воду ведром, висящим на шесте длиной
пять метров, у меня остался в крови. На всю жизнь.
Я помню каждое движение, необходимое для этого
фокуса. Этот колодец, связанные с ним движения
рук и тела, вошли в меня составной частью. В мое
сознание, в мое "я".
Полное ведро не
хочет подниматься вверх само. Журавль рассчитан
так, что компенсирует лишь половину его веса. Ему
надо помочь. Изо всех сил толкаю шест вверх.
Перебираю шест руками. Ведро, набирая скорость,
летит вверх, ко мне.
Ловлю его на выходе
из окна колодца, левой рукой беру за дужку, правой
- за донышко. Холодные! С помощью журавля выношу
ведро из колодца, поворачиваю вправо, к моему
ведру на пеньке, наклоняю... Мощный поток
чистейшей, холодной воды наполняет мое ведро.
Журавль, почувствовав облегчение, пытается
отнять колодезное ведро у меня, все сильнее тянет
вверх.
Опять отправляю
колодезное ведро в полёт вниз. За водой для моего
левого ведра...
Ну вот, оба ведра
моих полны. Цепляю пустое колодезное ведро цепью
за черный железный штырь, торчащий вниз - ко мне
из правого верхнего угла окна колодца. Это
требует усилий, потому что журавль норовит
вырвать ведро из моих рук вверх. Мне приходится
почти виснуть на шесте, к которому приковано
ведро. Левой рукой при этом опираюсь на край
открытой дверцы, - чтобы вниз не полететь
случайно.
Поднимаю двумя
руками слева тяжеленную деревянную дверцу
колодца. Осторожно опускаю вправо, на окно
колодца. Ведро, зацепленное за штырь, остается
под ней. Цепь от ведра проходит в специальную
прямоугольную выемку в правом верхнем углу
дверцы.
Беру коромысло,
лежавшее слева от дверцы. Кладу на плечи.
Нагибаясь вправо, цепляю правое ведро.
Натужившись, поднимаю его, и, наклоняясь влево,
цепляю левое ведро. Все, можно идти домой.
Балансируя и не пролив ни капли из наполненных до
краев ведер выхожу из-под благословенной тени
лип в солнечное пекло...
Налить до краев и
не пролить ни капли - так того требует
деревенская гордость... деревенская гордость
ленинградского мальчишки. Сначала меня,
маленького, в увлекательное путешествие к этому
колодцу брала моя тётушка. Ей тогда было лет
тринадцать, а мне шесть. А теперь я сам сюда
пришел за водой. Я почти большой. И должен вести
себя с достоинством и сноровкой.
Кто такая Лариса -
никто не помнил уже в середине XX века.
Но все поминали ее добром каждый день...
благодаря колодцу и липам...
* * *
Полуденный зной.
Над моей головой - невыразимой красоты
величественный шатер из листьев мощных
столетних лип, закрывающий колодец и меня от
палящего солнца и дорожной пыли. Под ногами моими
- достойная кисти Шишкина желтая тропка между
корней лип, в траве, в луговых цветах, в пятнах
солнечного света, рядом со стволами метровой
толщины, в освежающем, благоуханном липовом
воздухе. На плечах моих - коромысло и два ведра
холодной Живой Воды, которой я только что всласть
испил из ведра колодца Ларисы...
Боже, если ты есть
на свете, дай молодым хотя бы раз в жизни испытать
такую, ни с чем не сравнимую радость!
Их, бедных, лишили этого...
Их, бедных, лишили всего естественного и
прекрасного...
|
